Новости


20.10.2008

Он сделал это! Григорий Трусов


Передача “Они сделали это!” на

“Антикризисная проповедь хорошо поставленным голосом” Гость: Григорий Трусов, президент консалтинговой компании «Контакт-Эксперт».

ЛИХАЧЁВА: 9.08 в столице. Доброе утро! Утро на Финам FM. Меня зовут Елена Лихачёва. Потребитель хочет зрелищ! Грамотные продажи должны строиться на вовлечении всех органов чувств: слуха, зрения, вкуса, обоняния, осязания. Нередко и мозг участвует в этом процессе, но не всегда. Зато у маркетологов – этих магов и волшебников, а в российском варианте и идеологов продвижения продаж - мозг работает отлично. Иначе просто не выжить. Наш сегодняшний гость уже много лет не просто выживает, но и процветает. Процветает сам и помогает процветать другим. У нас сегодня в гостях Григорий Трусов. Доброе утро!

ТРУСОВ: Доброе утро!

ЛИХАЧЁВА: Давайте вас представим нашим слушателям.

СТАТУС: Трусов Григорий Львович. Ведущий российский консультант по маркетингу. Президент консалтинговой компании «Контакт-Эксперт». Автор бизнес-книги по маркетингу «Сами придут – сами купят». Лучший бизнес-тренер по маркетингу-2007, по версии журнала «Маркетинг менеджмент». Получил образование МВА по международному менеджменту и маркетингу, степень магистра по специальности «прикладная математика» и степень бакалавра по математике и социальной психологии. Работу в России Григорий начинал директором по маркетингу компании «Самсунг Электроникс». Занимается оперным вокалом.

ЛИХАЧЁВА: Ещё раз доброе утро, Григорий! Я почему тут маленький заход сделала через магов и волшебников? Потому что, глядя на вас и почитав кое-какую информацию про вас, у меня и в самом деле создаётся ощущение, что вы такой волшебник – ну, в некотором смысле.

ТРУСОВ: Очень страшное ощущение, Елена, потому что это как раз то, чем торговать наиболее опасно и неправильно, ибо волшебной палочки, к сожалению, у меня нет…

ЛИХАЧЁВА: Нет? Какое разочарование!

ТРУСОВ: Как нет и ни у кого на этом свете, насколько мне известно. Клиент, который считает, что у консультанта существует та самая пресловутая волшебная палочка, он ещё недостаточно вырос, чтобы понимать, что её нет, как нет Деда Мороза и всего остального. Есть набор системных технологий, которые можно применить. И, к сожалению, не всегда с идеальным результатом.

ЛИХАЧЁВА: Скажите, пожалуйста, но у нас ведь в российском варианте, в российском бизнесе, очень большое количество бизнесменов ждут именно каких-то волшебных результатов у консультанта-маркетолога.

ТРУСОВ: Разумеется. Бизнесмен начинает свой бизнес, делает всё на уровне интуиции, чувствует на кончиках пальцев своих потребителей, проходит определённую стадию развития. Дальше к нему надо прийти и сказать: «Уважаемый! То, что у вас получалось вчера, нужно перестать делать!» Это очень сложная задача. Как сказать успешному человеку, что в какой-то момент он должен перестать делать то, что у него получалось, и начать вкладываться в системные инструменты? И вот тогда он задаёт тот вопрос, с которого вы начали: «Но у вас же должна быть волшебная палочка?» А её нет. К сожалению, системный маркетинг - то, что предлагаю я и предлагают мои коллеги на рынке, - это набор тех системных методик, которые банально минимизируют риски. Не дают никакой волшебной палочки, не дают никакой гарантии, но предлагают систему, которая менее рискованна, чем интуиция предпринимателя, который ещё вчера сам сидел со своими дизайнерами, рассказывал: логотип направо, цвета поярче, - а сегодня должен перестать это делать просто потому, что его интуиция намного более рискованна, чем применение тех инструментов, которые себя уже доказали и в мире, и на российском рынке за последние 15 лет.

ЛИХАЧЁВА: Означает ли это, что вы в своём собственном бизнесе – консалтинг же тоже бизнес! - не ориентируетесь на интуицию или ориентируетесь на неё в небольшой очень степени, а в основном вы ориентируетесь… на что?

ТРУСОВ: На те самые системные инструменты. История про то, что изобретение велосипеда есть не самая эффективная вещь на свете, - она уже давняя, поэтому зачем его изобретать? Россияне вообще жили в течение 15 лет, находясь в уникальной машине времени. Когда можно было прекрасно знать, что будет завтра, когда мы понимали отставание от Запада. На протяжении последних 15 лет мы могли бы посмотреть на те схемы, на те подходы, которые уже были апробированы; на тех бизнесменов, которые уже наступили на грабли на Западе, и на тех бизнесменов, которые преуспели. И, таким образом, если не скопировать, то использовать тот самый опыт.

ЛИХАЧЁВА: Скажите, вы считаете, что, применительно к российской действительности, всё равно работают те же самые законы? Это наше стереотипное представление о том, что у нас свой российский путь, свои российские какие-то прибамбасы, - это всё ерунда, да? Вот системные такие инструменты, о которых вы говорите, работают везде – в Африке, на Марсе, в России, в Америке! Одно и то же.

ТРУСОВ: В России, безусловно, есть своя специфика применения этих инструментов, но, разумеется, инструменты те же самые. Просто надо знать, каким образом их применять в России, из-за чего и существует консалтинг. Мы же не волшебники, мы даже не самые умные, мы работаем пчёлами. Нет перекрёстного опыления, когда, посмотрев на успешный и неуспешный опыт разных компаний, ты просто уже начинаешь понимать, что сработает, а что не сработает. Это не волшебство…

ЛИХАЧЁВА: Подождите, как вы начинаете понимать, если нам, действительно, 15 лет, российская публика и российский бизнес всё равно имеют свои особенности… Допустим, вы переносите американскую кальку сюда, дальше… вот эти самые особенности, которые, на самом деле, очень важны… Откуда вы черпаете эту информацию?

ТРУСОВ: 15 лет – это достаточный срок, потому что количество ошибок и количество успехов на российском рынке достаточно, чтобы понимать, какие из западных инструментов сработают наверняка, какие сомнительны, а какие не сработают вообще.

ЛИХАЧЁВА: Скажите, какие западные инструменты у нас работают всегда наверняка? Хотя бы три основных можете назвать?

ТРУСОВ: Вера в иррациональность потребителя – и в России она ещё больше, чем на Западе. То есть работа не на уровне качества, не на уровне конфетки, а на уровне фантика – то, чем и занимаются маркетологи.

ЛИХАЧЁВА: Продажа зрелищ, продажа впечатлений, продажа эмоций, а не товаров.

ТРУСОВ: Продажа эмоций, иррациональности, когда мы давно уже не понимаем, что находится внутри того продукта, который мы потребляем, и приобретаем исключительно ту информационную оболочку, которая нас либо радует, либо расстраивает. И стратегия в России, стратегия, которая уже давно существует на Западе, - это именно стратегия иррационального, когда к потребителю подходишь не с ощущением и ожиданием, что у него хватит времени, энергии и страсти, чтобы изучить всё, что находится в этом любимом предпринимателем продукте. Нет! Потребитель, который подойдёт к полке и будет сканировать все эти ряды, смотря на цвет, цену, слова, которые написаны на упаковке, в принципе, не различает в слепом тексте, что же там внутри. То есть работа с иррациональным. Это, безусловно, коммуникативные инструменты, не мы их придумали, они существовали сотни лет - каким образом донести ту информацию, чтобы она была воспринята.

ЛИХАЧЁВА: А языковые различия здесь не играют существенной роли?

ТРУСОВ: Конечно, играют. В России очень большая специфика, но – ещё раз! – 15 лет достаточно, чтобы понять, что же у нас такого особого в нашем потребителе. Он действительно очень специфичен для того, чтобы адаптировать те инструменты. Проблема западных подходов заключалась всегда в том, что все книжки практически писались для здоровых, больших мультинациональных компаний, и те инструменты, которые в них предлагались, - это, конечно, хорошие инструменты, просто кольчужка не по росту. К сожалению, российские бизнесы, пытаясь слепо забрать то, что предлагают им западные гуру – назовём так  их, – очень часто не в силах поднять тот тяжеленный инструмент и использовать его с пользой для себя.

ЛИХАЧЁВА: По-русски говоря, это просто дорого очень.

ТРУСОВ: Дорого, тяжело, непонятно зачем, и в результате эффект не так сильно заметен. В то время как уже наработки многих лёгких, понятных, быстрых инструментов в России были сделаны. Уже понятно, что нужно делать. Если, конечно, не брать сегодняшний день, поскольку мы с вами именно сегодня, в этот хмурый понедельник, говорим под эту радужную музыку про особенности российского потребителя, то мы устраиваем такой небольшой пир во время чумы.

ЛИХАЧЁВА: Подождите, мы на эту тему с вами ещё поговорим. Вы не назвали ещё третий западный инструмент, который у нас работает. То есть первый – иррациональность, второй – средства коммуникации можно перенести, с учётом небольших языковых особенностей. Третье ещё – что у нас здесь работает безоговорочно?

ТРУСОВ: Те механизмы изучения потребительского восприятия, которые тоже были разработаны там, и я сейчас не хочу уходить в особо  профессиональную сферу, всё-таки формат недостаточно глубокий,  поэтому…

ЛИХАЧЁВА: По-моему, достаточно глубокий, не надо…

ТРУСОВ: Тогда мы с вами сейчас будем говорить про изучение потребительского восприятия в том, что касается семиотики, что касается знаков, что касается того, как мы воспринимаем окружающий мир. Мы воспринимаем приблизительно так же, как воспринимают на Западе, то есть считывая минималистичные формы на уровне цвета, формы и делая какие-то выводы, которые совершенно опять не относятся к рациональному…

ЛИХАЧЁВА: Выводы не разнятся?

ТРУСОВ: Разнятся иногда. У вас в детстве была такая замечательная чашка – я уверен. Она была тёмно-синего цвета кобальтового, и на нём золотом было что-то такое нанесено. Помните, в Советском Союзе была та самая единственная, уникальная тёмно-синяя подарочная чашка.

ЛИХАЧЁВА: Нет, у меня детство прошло в Германии, я не знаю таких чашек.

ТРУСОВ: Как вам повезло! В России, тем не менее, почему-то сочетание золота на синем является премиальным. Потому что те из нас, кто в детстве привык к восприятию такого сочетания цветов, как золото на синем, будут и дальше. У наших детей этого уже не будет – у них будут какие-то другие сочетания цвета. Почему за сочетание цвета человек готов платить больше денег, если этикетка будет именно этого цвета, а не другого, никому не известно. Но это так.

ЛИХАЧЁВА: Вообще-то, по-моему, это такое архетипическое сочетание цветов, не только российское. Если вы вспомните того же Портняжку Ганса из сказки средних веков – она, по-моему, немецкая, - то он там тоже вышивал золотом на голубом. Это всегда было.

ТРУСОВ: Но у поколения постарше всё-таки будет золото на пурпурном, на тёмно-красном, как ложи Большого театра.

ЛИХАЧЁВА: Возможно, да. То есть у каждого нового поколения цвета…

ТРУСОВ: Меняются цветовые восприятия, восприятия формы, слов. Методы изучения этого к нам пришли с Запада, и эти инструменты тоже работают на российском рынке сейчас.

ЛИХАЧЁВА: Хорошо. Механизмы изучения восприятия. Это тоже работает у нас безоговорочно, прекрасно, пусть с небольшой поправкой. Ладно. Теперь мы можем, в принципе, всё это перечеркнуть, что я за вами, гуру нашим, записала, да? Потому что через какое-то время это всё можно будет выкинуть в мусорную корзину, потому что, как вы мне сказали до передачи: всё будет плохо, ничего хорошего я вам не скажу.

ТРУСОВ: А вы знаете, как тяжело быть Кассандрой и проливать слёзы постфактум?

ЛИХАЧЁВА: Мне вас, знаете, почему в начале передачи захотелось назвать магом и волшебником? Я тут прочитала интервью ваши старые, и выяснилось, что вы предсказали кризис 1998-ого года. Есть вероятность, что вы не то чтобы угадаете, а…

ТРУСОВ: Собственно, и этот кризис было несложно предсказать. На «Эхе Москвы» я это сказал в начале июня, что это будет именно первая неделя октября. Потому что, как ни странно, микроэкономистам предсказать подобные вещи даже проще, чем макроэкономистам.

ЛИХАЧЁВА: «Микроэкономист» - вы имеете в виду, что сейчас будете российский кризис комментировать?

ТРУСОВ: Нет, микроэкономист означает, что человек занимается проблемами предприятия, а не проблемами вообще экономики. Я абсолютно никакой макроэкономист, я не понимаю в этом ничего, знаю только одно: макроэкономика больше работает с рациональными вещами, и поэтому все прогнозы, которые дают макроэкономисты в последнее время, они строятся на каких-то абсолютно абстрактных вещах, которые тяжело пощупать реальному человеку. Мы, микроэкономисты, работаем на уровне предприятий, на уровне потребителей, и нам чуть-чуть проще держать руку на пульсе, поэтому и прогнозы более точные.

ЛИХАЧЁВА: То есть вы хотите сказать, что вы сейчас как-то вот нос по ветру держите и у вас ощущения какие-то не очень хорошие. Что бы там ни говорили, какие бы ни были прогнозы, у вас что, сейчас не очень, да?

ТРУСОВ: Ну, давайте я вернусь на машине времени в июнь и скажу про тот комментарий июньский. Я видел всех своих клиентов, которые занимались недвижимостью и у которых упали продажи уже где-то весной. И дальше логика была достаточно простая: большинство из них зарывали голову в песок и говорили: это лето, летом продажи низкие. А я понял, что рынок кончился и в сентябре они запаникуют уже всерьёз, вложат последнее, что у них осталось, в рекламу, надеясь, что смогут увеличить продажи, и в октябре, 1-ого числа, когда они увидят, что ничего не получилось, начнётся паника. Вот это не какие-то рассуждения про макроэкономику, конкретный рынок недвижимости дал мне достаточно оснований для того, чтобы сказать: первая неделя октября. Так и случилось. Следующий шаг будет… Очень не хочется кликушествовать, но придётся.

ЛИХАЧЁВА: Давайте. Я люблю с утра покликушествовать. Прекрасное занятие!

ТРУСОВ: Конечно! Понедельник, хмурое утро.

ЛИХАЧЁВА: Всем испортим аппетит. На целый день.

ТРУСОВ: Нет, они уже открыли газету «Ведомости». Хуже того, что на первой полосе, уже сложно найти.

ЛИХАЧЁВА: А давайте хуже ещё!

ТРУСОВ: Давайте хуже. Давайте посмотрим, на что сейчас рассчитывают другие предприятия – предприятия торговли. Если первая волна коснулась у нас в основном кризиса банков, компаний, занимающихся недвижимостью, каких-то здоровых, монстрообразных предприятий, то вторая волна пойдёт в торговле. Торговля сейчас сидит и лихорадочно надеется на декабрь. Традиционное время, когда россияне тратят деньги перед Новым годом. И надеются отбить все свои потери или нули, которые они имеют в сентябре, октябре и ноябре. Когда это не случится – а, к сожалению, всё подводит нас к тому, что это не случится, – то 1-ого января они опять же посчитают деньги, и дальше начнётся вторая волна сокращений. Если сейчас пострадали те специалисты, которые работают в недвижимости, даже в «медийке», то вторая волна пойдёт уже по ритейлу, по торговле.

ЛИХАЧЁВА: Вы имеете в виду сокращение персонала, сокращение зарплат?

ТРУСОВ: Да. Сокращение, скукоживание бизнеса, закрытие магазинов. Когда будет 1-ое число января, предприниматели скажут: ну всё, ничего не получается! Или же они дождутся конца посленовогодних отпусков и тогда начнут процесс сокращения и замораживания части бизнеса.

ЛИХАЧЁВА: Я думаю, нормально отметят все праздник, как обычно у нас, в полузабытьи…

ТРУСОВ: Потом все протрезвеют и поймут, что очень всё запущено. Это всё потому, что мы так и не выучили уроки 98-ого года. Предпринимательский менталитет – он достаточно простой. Продал одну фуру – что надо сделать? Купить две. Продал две – купил четыре. Четыре – восемь, восемь – шестнадцать, шестнадцать – тридцать две, тридцать две – шестьдесят четыре. А рынок кончился на сорока. И этот момент, что рынок не бесконечен, что наступает период насыщения, наступает период, когда неплохо бы заранее подумать и перестать вкладываться в закупки, перестать строить недвижимость, которая никогда не продастся, вот этот момент проскакивают. Прошло 10 лет, и ощущение, что всё розовое и замечательное, не покидало наших предпринимателей. Человек, который падает с 80-ого этажа, на протяжении 79 этажей может думать, что он научился летать. Вот наши 10 лет. Мы пролетели 79 этажей, и нам казалось, что мы уже летим. Жестокая реальность. Но момент столкновения с землёй никого не минует.

ЛИХАЧЁВА: Куда вы уезжаете в ближайшее время делать свой бизнес?

ТРУСОВ: Я буду делать его в России. Сейчас я не сказал бы, что в других странах всё легче и проще.

ЛИХАЧЁВА: Очень хорошо, что вы сейчас это сказали. Опять-таки, из ваших предыдущих интервью я читаю: за год до 1998 года я уехал, потому что посчитал, посмотрел и уехал, потом я опять куда-то уехал, потом вернулся, я возвращался в Америку, в Европу… Вот сейчас вы никуда уезжать не собираетесь. Это означает, что у нас будет, конечно, плохо, но, в общем-то, сравнительно…

ТРУСОВ: Сравнительно будет не хуже.

ЛИХАЧЁВА: Не хуже. А не лучше?

ТРУСОВ: Сложно говорить. У нас всегда есть один замечательный риск, который никаким образом не просчитаешь. Что сделает наше замечательное государство и правительство? Правительственные риски очень плохо прочитываются. Именно поэтому, если смотреть на экономику, то ничего такого катастрофического, конечно, не произойдёт. Если смотреть на то, что завтра могут сделать на уровне политики, здесь становится страшно.

ЛИХАЧЁВА: Вы как-то себе соломку подстелили на тот случай, если что-то такое случится с нашим государством и оно что-то такое сделает? Куда будете драпать?

ТРУСОВ: Знаете, если вы начитались того, как я замечательно гонялся за Его Величеством Долларом в течение 90-х годов…

ЛИХАЧЁВА: Я начиталась и думала: вот придёт сейчас какой-то такой человек, у него одни баксики в глазах! Ничего человеческого! Вот, я гонялся за долларом по всему миру! Но я, конечно, отдаю себе отчёт, что это, наверное, не совсем правда.

ТРУСОВ: Но, безусловно, патриотизмом не является такое решение, скорей, это бизнес-соображение. Другое дело, когда мы смотрим на тот же бизнес, понятий «хорошо» или «плохо» в нём не существует. Понятия «эффективно» или «неэффективно». Сейчас, тем не менее, я считаю, что эффективней делать бизнес в России.

ЛИХАЧЁВА: Подождите, вот эта установка, что в бизнесе не существует «хорошо» и не существует «плохого», - вы всерьёз в это верите?

ТРУСОВ: Скорее, я говорю здесь про то, что так плохо уезжать из страны, когда в ней кризис, потому что это непатриотично, - эти соображения для меня не сильно существуют. Что значит плохо или хорошо? Мы говорим про бизнес, про некую эффективность. Эффективность предполагает, что вложение времени, вложение сил, вложение средств будет более адекватно реализовано здесь или там. Отвечаю на ваш вопрос: пока Россия представляет собой адекватную площадку для применения и первого, и второго, и третьего.

ЛИХАЧЁВА: Хорошо или плохо – мы ещё вернёмся, я запишу себе этот пункт, чтобы потом покопаться. В связи с надвигающимся кризисом – он уже в разгаре, можно сказать, - у вас прибавится работы или, наоборот, сократятся гонорары таких консалтинговых компаний, как у вас?

ТРУСОВ: Традиционно работы прибавляется, как прибавляется работы у врача в чумном бараке – накрывать простыночкой лица: этот помер, этот помер, а этот ещё жив… нет, тоже помер.

ЛИХАЧЁВА: Вы приходите с соболезнованием, вам за это деньги платят?

ТРУСОВ: Иногда это вопрос предпринимателя под названием: всё настолько плохо, вот твой гонорар, скажи, что делать, есть ли возможность куда-то развиваться? Иногда это психотерапия первого лица: поддержать штаны, утереть слёзы и сказать, что всё будет очень хорошо, не надо сейчас прыгать из окна.

ЛИХАЧЁВА: Вы ещё психотерапевтом подрабатываете немножечко?

ТРУСОВ: А консультанты – они все корпоративные психотерапевты. Разумеется, это метафора, но так или иначе приходится работать с психикой первого лица, от которой тоже очень много зависит.

ЛИХАЧЁВА: Правильно, вы, по своей же собственной теории, продаёте эмоцию, а не конкретное деловое предложение. В данном случае.

ТРУСОВ: Это всегда зависит от контракта, от договорённости и от того, на что консультант конкретно приглашается.

ЛИХАЧЁВА: Конечно же, он приглашается на какое-то конкретное деловое предложение. Я же не могу себе представить, что есть такие контракты, в которых написано… на утирание слёз и поддержание штанов.

ТРУСОВ: Бывает и так. Контракт на «поговорить». Поговорить с умным человеком, за что платят деньги. Потому что есть чувство тревоги…

ЛИХАЧЁВА: У вас нет вакансий? Я бы пошла, я люблю этим заниматься.

ТРУСОВ: Поговорим! Дело в том, что это не так всё эфемерно, как вам кажется. Первому лицу, владельцу компании, не всегда есть с кем поговорить и посоветоваться. И чувство тревоги, которое в эти дни нарастает непропорционально, убеждает его в том, что что-то надо делать. Вариантов много, и просто за возможность проговорить сценарий, промоделировать не внутри своей головы, а с кем-то, многие компании готовы платить. Вы знаете, как тяжело играть в шахматы сам с собой? Для того чтобы с кем-то обсуждать и спорить, такие контракты есть и будут, что 98-й год прекрасно показал. Потом многие компании сейчас решат забыть про всё стратегическое развитие, в которое они вкладывали на протяжении 10 лет, и поиграть в короткую рекламу. Сейчас будет достаточно большое количество заказов не на разработку коммуникативной стратегии, не на какие-то длинные брендинговые вещи, а банальные запросы: у меня остались последние сто тысяч, сделайте что-нибудь! Это будет.

ЛИХАЧЁВА: То есть, чтобы как-то удержаться на плаву.

ТРУСОВ: Да, как-то перепрофилируется либо в сторону большей психотерапии, либо быстрых рекламных действий. Станет меньше длинных проектов, но работы даже прибавится – чуть другой работы.

ЛИХАЧЁВА: Скажите, вы вообще-то должны же быть довольны наступлением кризиса - вот вы лично? Если у вас прибавится работы, вырастут гонорары…

ТРУСОВ: Нет. А чем приятнее заниматься – развивать компании, смотреть на то, как стратегия выстреливает, или же психотерапией и короткой рекламой?

ЛИХАЧЁВА: Кому что нравится.

ТРУСОВ: Мне больше нравится всё-таки строить длинные проекты, когда смотришь, как компания растёт, и это приносит намного больше профессионального удовлетворения, чем все эти истеричные рывки на последние деньги.

ЛИХАЧЁВА: Скажите, а вы, как маркетолог, вы больше психотерапевт, рекламщик, продажник? Кто вы?

ТРУСОВ: Стратег, скорее. Если точнее, стратег-проповедник.

ЛИХАЧЁВА: Стратег-проповедник? Отлично!

ТРУСОВ: Любое преподавание на программах МВА предполагает, прежде всего, проповеди, когда меняешь не знания студенту… Россияне, особенно студенты МВА, очень начитанные люди, им ничего нового, с точки зрения знаний, дать невозможно - можно только менять взгляд на то, как они рассматривают бизнес, менять их установки, что я в шутку называю проповедями, ибо это совпадает с тем, что, по сути, происходит: люди не получают новые знания, а смотрят на свой опыт под другим углом и тогда находят для себя новые решения.

ЛИХАЧЁВА: Мне очень интересно, какой должен быть идеальный проповедник? Давайте разовьём эту тему сразу после новостей.

ОТБИВКА.  НОВОСТИ.

ЛИХАЧЁВА: И ещё раз доброе утро! 9.33 в столице. У меня сегодня в гостях ведущий российский консультант по маркетингу, президент консалтинговой компании «Контакт-Эксперт» Григорий Трусов. Мы остановились с ним на том, что такое маркетолог-консультант в российском варианте, а может, не только в российском, но и в глобальном. Мы остановились на том, что это  маркетолог как таковой, это психотерапевт, это, наверное, математик, это, наверное, рекламщик-продажник. Но Григорий тут меня удивил, сказав, что он проповедник. И что это означает? Как-нибудь расшифруйте! Не пугайте меня и слушателей.

ТРУСОВ: Да, я это нащупал, когда начал преподавать на программах МВА. Я сейчас преподаю, наверное, на всех ведущих российских программах в Москве, в других городах и странах. Нащупал я это тогда, когда вышел с первой лекцией и начал рассказывать студентам какие-то вещи, связанные со знаниями, которые, мне казалось, надо до них донести. На меня смотрели умные и пронзительные глаза, которые кивали и говорили: это мы всё знаем, теперь расскажите что-нибудь ещё. И вот в течение 5-ти лет преподавания я понял, что знания им рассказывать бесполезно - они уже всё прочитали. Бизнесмены приходят за дополнительным бизнес-образованием отнюдь не для того, чтобы услышать про очередную модель, которую придумали на Западе. Здесь надо трансформировать их отношение к бизнесу, к конкуренции, к тому, что такое маркетинг, что он может дать, что есть эффективность и неэффективность в бизнесе. В шутку, разумеется, я это называю проповедями, потому что это не стандартное обучение.

ЛИХАЧЁВА: Знаете, Григорий, из того, что вы сейчас говорите, у меня создаётся такое впечатление, что вы свою преподавательскую миссию видите в том, чтобы прийти в аудитории и народ завести, мотивировать…

ТРУСОВ: Скорее, расширить их мировоззрение, чтобы они могли посмотреть на бизнес не только в привычных для них рамках. Если человек хочет достичь большего, то что можно сделать? Давать ему знания? Я пришёл к мнению, что это не сильно эффективно. Надо заставить его посмотреть, что он уже сделал в своей жизни, и найти те зоны, которые относятся к его установкам к бизнесу. Достигается огромный эффект, когда человек, выходя с подобных программ, тренингов, способен действовать по-другому. То есть это момент трансформации отношения к тому, что есть бизнес.

ЛИХАЧЁВА: Но это точно никакого отношения к маркетингу не имеет. Это чистая психология, да?

ТРУСОВ: Это имеет отношение к маркетингу, просто потому что я специалист-маркетолог, и вот это расширение границ преподаю на примерах маркетинга, потому что я не разбираюсь в других финансовых дисциплинах. Наверняка многие преподаватели занимаются тем же, но внутри своей дисциплины. То есть каждый из нас пытается взять успешного человека – на МВА-программы в основном приходят успешные люди, бизнесмены – и попытаться расширить границы его мировосприятия так, чтобы, выйдя из программы, он стал эффективнее не на уровне знаний (они есть у него уже), а на уровне отношения к бизнесу. Каждый делает это в своём предмете.

ЛИХАЧЁВА: Скажите, а какие ваши личные качества позволяют вам заставить такого успешного человека поверить вам? Вот смотрите, хотите я вам скажу, что я вижу сейчас? Буквально за 40 минут общения? Вы очень напористый, вы очень эмоциональный, вы достаточно быстро, структурированно говорите, вы видите цель, вы смотрите прямо в глаза, вы на самом деле такой проповедник, правда, если честно. То есть я уже из последних сил держусь, чтобы не сдаться под вашим натиском. А что ещё? Кроме того, что я перечислила.

ТРУСОВ: Практика. Люди в бизнесе не очень сильно верят словам, если они не подтверждены конкретным опытом, результатами, успехами, выраженными, к сожалению, в Его Величестве Долларе. Поэтому так часто вы сваливаетесь в рассуждение про то, что вот люди гоняются за долларом. Да, гоняются. Потому что в современном мире это есть эквивалент успеха. И, когда ты показываешь его, твои слова чего-то значат. Если ты не можешь определить успешных проектов, успешных клиентов, которые подросли при твоей помощи, то всё остальное – просто слова. Тебя слушают, когда ты доказываешь свои слова делом.                                                                        ЛИХАЧЁВА: Деньгами?

ТРУСОВ: Да, причём иногда даже не своими, а теми, которые зарабатывают клиенты, пользующиеся твоими услугами.

ЛИХАЧЁВА: Вы много зарабатываете?

ТРУСОВ: Достаточно.

ЛИХАЧЁВА: Ваши клиенты часто начинают зарабатывать больше после консультации с вами? Только честно.

ТРУСОВ: В 80-ти% случаев, а это очень хорошо. Потому что провалить 20% проектов – это здорово. Раньше было хуже.

ЛИХАЧЁВА: Какой самый провальный у вас проект? Можете не называть компанию, просто опишите, что не состоялось?

ТРУСОВ: Что не состоялось? Это когда я был ещё совсем молодой и глупый, лет 12 назад, вбросил огромное количество денег в рекламу одного клиента, занимавшегося бытовой электроникой. Со словами «Сделано в Японии» так всё было эмоционально, замечательно… Но забыл про репутацию. Когда потребители шёпотом говорили: это Китай, - всю рекламу можно было выкинуть. К сожалению, я тогда плохо понимал, что, когда мы хотим сделать эмоциональный фантик, нельзя забывать про такую важнейшую вещь, как репутация. Поэтому сейчас все проекты вначале выстраиваются на репутационном фундаменте, и только потом, когда удостоверились, что потребитель верит, можно строить игровую оболочку, эмоциональную часть. Поэтому самый главный провал был именно в непонимании того, что одной рекламой сказать – это не значит, что тебе поверят. Если потребителя сейчас спросить, сколько процентов из вас верит в рекламу, как вы думаете, сколько ответит «да»? Процента полтора.

ЛИХАЧЁВА: Я думаю, даже меньше, полпроцента, может быть?

ТРУСОВ: Мы считали, полтора процента. А зачем тогда предприниматель вкладывает громадные деньги, давая эту самую рекламу, в которую люди не верят? Потому что люди могут в неё поиграть. Знаете, сколько было судебных исков из-за того, что потребители не нашли 30-сантиметрового зелёного говорящего микроба под крышкой унитаза? Ноль. Мы понимаем, что это игра, мы готовы в неё поиграть. Это та самая эмоция, которая нам позволяет продавать и покупать. Но если мы трогаем репутационный фундамент, то рекламу давать бессмысленно.

ЛИХАЧЁВА: Ваша репутация никогда не подвергалась каким-то нехорошим вещам?

ТРУСОВ: Слава Богу, нет, потому что репутация – это единственное, чем можно торговать на этом рынке. У консультантов больше ничего нет, есть только репутация. И любой репутационный риск означает, что ты просто выходишь из бизнеса. Никто тебе больше не поверит.

ЛИХАЧЁВА: Хотите, я сейчас подмочу вашу репутацию?

ТРУСОВ: Очень не хочется, но давайте, попробуйте!

ЛИХАЧЁВА: Не буду! Раз не хочется, то не буду. Ладно, шутка, юмор. Я и не собиралась. Мне просто хотелось посмотреть вашу реакцию. Реакция хорошая, мне понравилась. Не боитесь, да?

ТРУСОВ: Да нет, вы знаете, кроме Sostav.Ru, ресурса, который лажает всех и вся, кто там появляется, каких-то репутационных наездов не бывает.

ЛИХАЧЁВА: Ну ладно, и слава Богу! Скажите, если я, например, возвращаясь к теме кризиса, вас, как проповедника, как человека, который вроде как доволен своей репутацией, если я вам сейчас задам вопрос: а что делать-то вообще, как выбираться? Мне это и самой интересно, потому что у меня малюсенькая, но своя собственная компания существует. И мне интересно: что делать-то? Отец родной, проповедник вы наш, хочу спросить!

ТРУСОВ: Самому страшно, Елена. Что делать? Я считаю сейчас варианты, не ища хороший вариант. Надо сейчас искать банально неплохой. Когда лифт падает, мне будет достаточно пересадить себя и своих клиентов на эскалатор, который медленно спускается. Там, где понятно и видно дно.

ЛИХАЧЁВА: Какая разница? Всё равно и те, и другие на дне окажутся.

ТРУСОВ: Первым больнее – это раз. С эскалатора ещё можно успеть переползти, спрыгнуть, сделать что-то, что просто остановит падение.

ЛИХАЧЁВА: Хорошо, вы правы.

ТРУСОВ: То есть я не могу советовать тем, у кого сейчас миллиарды долларов, - у них свои проблемы. Не могу советовать просто гражданам, потому что это не те капиталы, с которыми можно что-то делать. Я бы сейчас стал смотреть конкретно на такие бизнесы, как уже арендованная недвижимость коммерческая, то есть пересаживать капиталы туда. Там, где ритейл, - ритейл на улицах никогда не пострадает. То есть люди будут покупать хлеб всегда. Поэтому, если уж вкладываться в недвижимость, куда сейчас бегут многие, то не в жилую, потому что квартиры сейчас не будут так актуальны, а в недвижимость коммерческую, причём желательно, чтобы этим всем не управлять, уже в арендованную. Я бы стал сейчас говорить о том, что если мы смотрим на валютные рынки, то нужно очень чётко себя защитить от правительства и тех, кто регулирует эти рынки. Если сейчас что-нибудь случится с обменными курсами – а оно уже начало случаться, если вы посмотрите на прессу, - или если банально ограничат хождение свободно конвертируемых валют в России, что с этим делать? Я смотрел бы на валютные риски и уходил бы оттуда, переходил бы либо в коммерческую недвижимость, либо в подобные, более или менее стабильные системы, которые тоже могут упасть. Просто это тот самый спускающийся вниз эскалатор, который хотя бы предсказуемо будет падать. Хлеб люди не перестанут покупать.

ЛИХАЧЁВА: Я поняла. А вот насчет валютных рисков, насчёт валютных курсов есть у вас какой-нибудь прогноз?

ТРУСОВ: Прогноз не специалиста, а сантехника. Ещё раз вспомним, что я микроэкономист.

ЛИХАЧЁВА: Хорошо, сантехника-проповедника.

ТРУСОВ: Моё мнение о валюте – это вообще профанация. Опять же, ничего хорошего. Если сейчас отпустят коридор, то совершенно спокойно может именно на эмоциях, на панике доллар прыгнуть до 40 - 45 рублей.

ЛИХАЧЁВА: А потом? Просто я слышала, что он прыгнет, допустим, до 40 - 45, а потом опять начнёт потихонечку падать и к 30 опять и вернётся.

ТРУСОВ: Вы забываете количество иррационального. Любая паника намного больше будет говорить о курсе доллара, чем думают макроэкономисты о реальных соотношениях. Понятно, что эмоция, попавшая на улицу, - будем перефразировать Маркса - становится непобедимой.

ЛИХАЧЁВА: Как интересно, что вы цитируете Маркса…

ТРУСОВ: Ну, «идея, овладевшая массами» - это со школы было вбито. Так вот, эта самая эмоция действительно станет непобедимой, потому что любая страна обрушится за несколько часов, если все люди побегут забирать вклады. Соответственно, дальше придётся принимать меры…

ЛИХАЧЁВА: Если закрыть банки, то…

ТРУСОВ: Вот, собственно, от чего надо сейчас страховаться.

ЛИХАЧЁВА: Вы всё время возвращаетесь к иррациональному. Мне любопытно было бы узнать, сколько в вас самом иррационального. Вас об этом я спрашивать не собираюсь. Я бы хотела спросить об этом Константина Контора, вашего партнёра, профессора финансов, директора и совладельца Американского университета бизнеса и экономики в Москве, по поводу как раз иррациональности в вас. И ещё несколько вопросов ему хочу задать. Здравствуйте, Константин!

КОНТОР: Доброе утро!

ЛИХАЧЁВА: Доброе утро! Спасибо, что нашли время с нами пообщаться. Скажите, пожалуйста, как много иррационального в нашем сегодняшнем герое?

КОНТОР: Вы знаете, я бы сказал, что не так много, как может показаться. Дело в том, что у Григория много разных идей, которые иногда приводят к вполне конкретным и очень даже рациональным проектам. Этим занимаются люди, которые верят в это и помогают ему.

ЛИХАЧЁВА: Скажите, пожалуйста, а вы сами всегда безоговорочно верите всему тому, что озвучивает Григорий? Всем его идеям?

КОНТОР: Конечно, нет. Но я не вижу в этом ничего плохого. Я считаю, что мы с ним вступаем в некий спор, и в результате этого спора – ну, не истина, конечно, рождается, мы на это не претендуем, - но некоторые возможности, которые позволяют нам реализовывать интересные проекты и иногда способствовать повышению уровню образования людей.

ЛИХАЧЁВА: Скажите, пожалуйста, а вас, как партнёра, что раздражает в Григории? Есть же, наверное, какая-то такая вещь, которая вас бесит? Что вы хотели бы поменять?

КОНТОР: Я думаю, это есть во всех, во мне, в первую очередь. Что касается Григория, просто иногда мы говорим слишком долго о вещах, которые, как мне кажется, можно было бы проехать быстрее и быстрее выйти на то, что вы в начале беседы назвали более рациональным. Я считаю, что это не идеальная формулировка, я бы сказал, «более ускоренно ведущая к результатам».

ЛИХАЧЁВА: Он вас не прессует? Не давит на вас?

КОНТОР: Меня очень трудно запрессовать. У нас этой нет проблемы.

ЛИХАЧЁВА: Последний вопрос, Константин. У вас есть какой-нибудь свой бизнес?

КОНТОР: Да, конечно.

ЛИХАЧЁВА: Вы бы доверились Григорию, чтобы он продвинул ваш бизнес?

КОНТОР: А что значит продвинул?

ЛИХАЧЁВА: Например, марку вашего бизнеса или товар, которым вы занимаетесь?

КОНТОР: Поскольку мы с Григорием Львовичем занимаемся хотя в разной области, но похожим бизнесом, то в этом смысле я бы так сказал: я всегда считаю, что управлять своим бизнесом каждый человек должен сам, поэтому управление своим бизнесом я не доверил бы никому. А вот что касается помощи в его продвижении, то мы с Григорием успешно взаимодействуем.

ЛИХАЧЁВА: Хорошо. Большое спасибо. Это был Константин Контор, профессор финансов, директор и совладелец  Американского университета бизнеса и экономики в Москве. Вот интересно, что ваш партнёр всё-таки не все ваши слова воспринимает на веру, и это, наверное, нормально. С какой стати все должны вам верить?

ТРУСОВ: Именно поэтому он успешный человек. В споре рождается истина, и мы с Константином много спорим, потому что он как раз представитель тоже проповеднической школы, но финансов. Как раз такой рациональный-рациональный. Здесь очень интересно себя окружать людьми, которые мыслят по-другому, и там, на стыках этих мнений, появляется что-то по-настоящему интересное.                                                                                            ЛИХАЧЁВА: Давайте поговорим про стыки. Я так поняла из ваших предыдущих интервью, что самое интересное, на ваш взгляд, происходит на стыке наук, в данном случае это психология и математика. Стыки вам интересны. Где сейчас самое интересное происходит? Какие углы?

ТРУСОВ: Сейчас сформировалась очень интересная научная школа, которая в основном занимается эффективностью. Она сформировалась на Западе, её представители приходят из разных областей науки – от биологов и математиков до психологов. В России это практически сейчас не переводится. Это очень обидно. Потому что нет для этого рынка. Я довольно долго консультирую деловое издательство «Эксмо» и каждый раз пытаюсь подсунуть очередную интересную книжку, там же сам провожу исследование, будет ли она пользоваться спросом, и понимаю, что, к сожалению, нет. Эта литература остаётся в основном на английском языке. И эта школа в основном обсуждает вопросы эффективности и иррациональности – как раз двух тех самых наук. Как можно померить алгеброй эмоцию, каким образом можно понять финансовые рынки с помощью эмоций, каким образом можно понять социальную эпидемию, которая способна захватить массы за несколько дней. И эти исследования для меня сейчас очень интересны. Интересны и продвинутые психологические техники, техники взаимодействия и влияния, то есть каким образом один человек может влиять на другого человека или группу людей. Это то, чем занимается маркетинг.

ЛИХАЧЁВА: Вам хочется влиять на толпу?

ТРУСОВ: Конечно, потому что…

ЛИХАЧЁВА: То есть вы такой по психотипу проповедник?

ТРУСОВ: Если я во что-то верю, верю в эффективность того, что я предлагаю своим студентам и своим клиентам, то, безусловно, я всё время ищу способы эффективно донести это до них.

ЛИХАЧЁВА: Скажите, а эффективность бизнеса и эффективность жизни в конкретном человеке – это равнозначно? То есть человек, эффективный в бизнесе, он эффективен в жизни?

ТРУСОВ: На Западе – а мы всё-таки продукты западной школы мышления – почему-то разделили человека на «человека в бизнесе», «человека в семье», «человека-друга», а на самом деле это один и тот же человек, поэтому очень тяжело говорить, что человек эффективен, если он добился чего-то в бизнесе, но не имеет друзей, потерял семью.

ЛИХАЧЁВА: Ровно так и происходит.

ТРУСОВ: Очень часто. Это не целостно, и говорить, что это эффективно, очень тяжело. Если это был сознательный выбор, то он достиг того, чего хотел.

ЛИХАЧЁВА: То есть эффективно иметь хорошую семью, нормальных друзей, вести здоровый образ жизни, при этом быть успешным в бизнесе?

ТРУСОВ: Это же очевидно!

ЛИХАЧЁВА: Я понимаю. А вы таких людей много знаете?

ТРУСОВ: Очень мало.

ЛИХАЧЁВА: У вас семья ведь есть своя?

ТРУСОВ: Да, конечно.

ЛИХАЧЁВА: Сколько детей?

ТРУСОВ: Один.

ЛИХАЧЁВА: Вы какой отец? Эффективный?

ТРУСОВ: К сожалению, не до конца. Про себя говорить насчёт эффективности очень тяжело. Поэтому это вопрос видения цели. Если человек видит цель, то дальше существует больше чем один способ до этой цели дойти. Но мы очень часто погружаемся в процесс – что в бизнесе, что в жизни, - когда мы начинаем рыть какие-то вещи, связанные с процессом выполнения чего-то, не видя, зачем мы это делаем.

ЛИХАЧЁВА: А у вас мальчик или девочка?

ТРУСОВ: Девочка.

ЛИХАЧЁВА: А какая цель у вас в процессе воспитания вашей девочки?

ТРУСОВ: Опять же, эффективный человечек, который будет понимать, что она хочет…

ЛИХАЧЁВА: Что значит эффективная дочечка такая? Это что такое?

ТРУСОВ: Очень тяжело сформулировать. Когда говоришь про бизнес, то хорошо знаешь свои слова, а про ребёнка говорить тяжелее. Это человек, который осознаёт свои цели, который умеет их добиваться. Это человек, который умеет взаимодействовать с окружающими, умеет понимать, каким образом оказывают влияние на неё и каким образом человек может оказывать влияние на других. И соединённость между сознательным и подсознательным, когда человек понимает, кто он, что он хочет, зачем он это делает. И не находится в постоянном российском классическом томлении – такое стандартное российское состояние, когда бунт подсознательного: куда-то человека тянет, а он не очень понимает зачем.

ЛИХАЧЁВА: А вас куда тянет?                                                                                                                ТРУСОВ: Никуда. Я достаточно хорошо отрефлексирован.

ЛИХАЧЁВА: Вас никуда не тянет? Что это значит?

ТРУСОВ: Бессознательно.

ЛИХАЧЁВА: У вас все процессы бессознательного вытянуты наружу, в сферу сознательного?

ТРУСОВ: Конечно, это невозможно сделать. Вопрос в том, является ли это целью? Да, стремлюсь, конечно.

ЛИХАЧЁВА: Честно говоря, то, что вы сейчас сказали про эффективность воспитания вашего ребёнка, меня напугало. Обычно родители говорят: я хочу, чтобы он был хороший человек, чтобы он научился любить, дружить…

ТРУСОВ: А это само придёт, научить этому невозможно. Можно научить, как личность может взаимодействовать с людьми.

ЛИХАЧЁВА: Подождите, что значит взаимодействовать с людьми? Я не взаимодействую с людьми. Я с людьми разговариваю, дружу…

ТРУСОВ: Елена, вы требуете наукообразного разговора, я вам даю наукообразный разговор. Если вы хотите на уровне…

ЛИХАЧЁВА: Мы от наукообразного разговора уже перешли к человеческому. Вы на человеческом языке мне скажите, куда вас тянет? В человеческом смысле.

ТРУСОВ: Меня тянет сейчас, как ни странно, больше в науку, в то, чтобы дописать сейчас вторую книгу и третью, они уже хорошо продвинулись, процентов 60 написано. И в спокойную, немножко высвобожденную жизнь, ибо сейчас 90% всего времени уходит на работу, на преподавание; очень мало времени подумать, оглядеться, дописать…

ЛИХАЧЁВА: Смотрите, дописать – это тоже бизнес?

ТРУСОВ: Нет. Какой же это бизнес?

ЛИХАЧЁВА: А вы что, романы женские пишете?

ТРУСОВ: Нет, это бизнес-книги, но это не бизнес – с книг ничего не зарабатываешь.

ЛИХАЧЁВА: Я понимаю, но всё равно это занятие не для души? Или для души?

ТРУСОВ: Для души, конечно.

ЛИХАЧЁВА: А есть что-нибудь такое для души, что не касается маркетинга и продаж?

ТРУСОВ: Вначале уже анонсировали моё замечательное хобби. Я достаточно давно занимаюсь оперой. И сейчас у меня продюсерская компания, которая занимается воспитанием молодых певцов, возит их в Италию, в Америку, здесь устраивают разные мероприятия. Это исключительно в виде хобби, то есть, здесь никакого бизнеса нет вообще.

ЛИХАЧЁВА: Вы всерьёз любите оперу, да? Я сама достаточно ровно отношусь к опере, хотя я не могу сказать, что она мне не нравится, но знаете, что мне не очень нравится? Я люблю слушать. Но на сцене я просто не могу смотреть…

ТРУСОВ: Вы просто давно не видели хорошие постановки. Их очень мало.

ЛИХАЧЁВА: Почему? Мне понравилась опера «Евгений Онегин», в Большом я смотрела, достаточно современная постановка. Не знаю… Почему именно опера? Почему не балет?

ТРУСОВ: Я очень люблю человеческий голос, экспрессию человеческого голоса, его возможности, те эмоции, которые может передать человеческий голос. И эти вещи для меня очень важны, потому что это личностное. Как это случилось – это отрефлексировать я для вас не смогу.

ЛИХАЧЁВА: Какая любимая опера у вас?

ТРУСОВ: «Паяцы» и «Риголетто».

ЛИХАЧЁВА: Любимая партия оттуда же?

ТРУСОВ: Оттуда же. Плачущий шут – такой довольно сильный эмоциональный образ.

ЛИХАЧЁВА: А если бы вы выбирали образ для себя? Выберите из оперных персонажей.

ТРУСОВ: Я очень много пел. Я пел в двух театрах в США. Всё это было в какой-то момент перепето.

ЛИХАЧЁВА: Смотрите, конечно, я не психолог, но, если вас так заводит образ плачущего шута, ничего личного тут нет?

ТРУСОВ: Просто музыка красивая, сильная.

ЛИХАЧЁВА: А образ никак не трогает?

ТРУСОВ: Нет.

ЛИХАЧЁВА: А какой трогает? Задевает…

ТРУСОВ: Этот образ задевает, как и многие другие. Образ, подкреплённый музыкой, эмоциями… Если это сделать правильно, что встречается очень редко… Обычно это скучные, бесконечные, сонливые постановки. Если попасть на то, что стоит смотреть, то вы поймёте, если, конечно, настроены и умеете слушать эту музыку.

ЛИХАЧЁВА: У меня дома очень большая коллекция опер…

ТРУСОВ: Сейчас у меня появилось желание задать вам вопрос, спросить, что вам нравится. Но формат не позволяет.

ЛИХАЧЁВА: Мы с вами можем это обсудить… Мне русские композиторы очень нравятся. Странно, что это не очень модно.

ТРУСОВ: Музыка, она интернациональна. Поэтому говорить про русских композиторов – это как говорить про русскую вокальную школу. Она бывает либо правильная, либо не правильная, а откуда она пришла, это не сильно важно. Мне сейчас интересно не столько слушать, сколько развивать тех самых молодых, которых мы набираем в течение последних пяти лет, вывозить их, устраивать. В музыке очень часто нет того самого культурного обмена, который есть даже в бизнесе, потому что здесь надо физически привозить педагогов, вывозить певцов туда. Это очень благодарное занятие, когда видишь успехи ребят и девочек, которые буквально недавно не понимали, что они через несколько месяцев будут петь в Штатах и будут там оценены. Это очень приятно делать.

ЛИХАЧЁВА: А что ещё настолько приятно видеть и делать, помимо бизнеса и оперы?

ТРУСОВ: Мало?

ЛИХАЧЁВА: Нет, не мало.

ТРУСОВ: Ладно. По молодости ещё водил лёгкие самолёты, но это совсем было от скуки. В Америке было очень скучно – пошёл, научился. То, на чём, помните, Маттиус Руст на Красную площадь прилетел?

ЛИХАЧЁВА: Вы летали на таком?

ТРУСОВ: Да. До сих пор где-то права валяются.

ЛИХАЧЁВА: А сейчас нет?

ТРУСОВ: В России нельзя же. Можно из пункта «А» и в пункт же «А» и приземлиться. Это как-то не очень интересно. Интересно добираться из пункта «А» в пункт «Б». Когда закон примут, может, опять сяду за штурвал. И погода здесь, прямо скажем, не флоридская. Чего-нибудь обледенеет!

ЛИХАЧЁВА: Слушайте, вы так сразу поменялись. Где этот ваш напор?

ТРУСОВ: Я просыпаться стал, во-первых. Во-вторых, речёвки уже кончились. Вы меня заставляете думать…

ЛИХАЧЁВА: Хоть кого-то я заставляю думать, честное слово. Тем более, такого умного человека, как вы. Мне хотелось бы вас ещё раз пригласить к нам, чтобы продолжить этот разговор. Давайте… Когда, вы говорили, у нас там бухнется всё? В районе Нового года?

ТРУСОВ: Давайте встретимся после Нового года.

ЛИХАЧЁВА: Когда вы протрезвеете после Нового года?

ТРУСОВ: Это единственное время за год отдохнуть. Дайте хотя бы числа до 10-ого поспать.

ЛИХАЧЁВА: Хорошо. 11-ого числа приглашаю вас в эфир.

ТРУСОВ: Я буду очень рад, если всё не бухнется. Но, к сожалению, придётся опять быть Кассандрой и проливать слёзы.

ЛИХАЧЁВА: Я думаю, мы найдём с вами тему для разговора.

ТРУСОВ: Я так буду рад оказаться не прав, вы не представляете!

ЛИХАЧЁВА: Мы найдём тему для разговора – бухнется или не бухнется. В общем, приходите к нам ещё!

ТРУСОВ: Спасибо, Елена!

ЛИХАЧЁВА: У нас сегодня в гостях был многосторонний очень человек, многогранный человек, зовут его Григорий Трусов. Это ведущий российский консультант по маркетингу, президент консалтинговой компании «Контакт-Эксперт» и – мне ещё хочется сказать – хороший оперный певец.

ТРУСОВ: Бывший.

ЛИХАЧЁВА: Большое спасибо. Это была программа «Они сделали это!». Завтра ровно в 9.05 услышимся снова. Счастливо!

ТРУСОВ: До свидания.